Шутка с ядом пополам - Страница 5

— Ты хочешь сказать, — вскипела Вика, — что его жена, которая моложе на пятнадцать лет, еще кормит грудью ребенка, а он уже заводит шашни с другой, вообще вчерашней школьницей? Да еще плюет на обеих с высокой колокольни?

— Наверное, можно выразиться и так.

— Тогда я просто не понимаю, чего ради ты должна волноваться из-за смерти этого прощелыги! Да выкинь его из головы, и все! Расслабься.

— Не могу, — спокойно призналась Марина. — Дело в том, что когда-то я без памяти его любила.

Вику словно обухом по голове пришибло. Она ожидала чего угодно, только не этого. Маринка, такая умная, даже рассудочная! Слишком рассудочная для того, чтобы увлечься. И потом, она порядочный человек и ценит последнее качество в окружающих. Чтобы она любила, к тому же без памяти, совершенно недостойного ее мужчину? Вранье!

И Вика жалобно выдавила:

— Ты шутишь, да?

Вместо ответа подруга протянула ей фотографию.

— Вот. Это тоже с его пятидесятилетия. Довольно хороший портрет.

— А, — жадно изучая изображение, пробормотала Вика. — Ага! О! Ого! Да уж! Ясно… все ясно…

— Ну, и что ты там обнаружила? — муж вытащил карточку у нее из рук и с неудовольствием констатировал: — Не понимаю, над чем тут окать. Можно подумать, Ален Делон! Ну, фигура спортивная, тут не спорю, зато на лицо не бог весть что. Полно морщин, нос перекошенный, одна бровь выше другой.

— Много ты, Игореша, понимаешь! Да от таких глаз любая сбрендит. У меня от фотографии, и то мурашки по коже. А что брови несимметричные, это только красит. И морщин я никаких не вижу! Вот у кого харизма! Маринка, ты думаешь, его эта Аня отравила? Из ревности? Я бы ничуть не удивилась.

Талызин повернулся к гостье.

— Я могу задать вопрос? Раз уж вы затронули эту тему…

— Да, конечно, Игорь Витальевич. Если я обращаюсь к вам с просьбой о помощи, то просто обязана отвечать.

— Расскажите о ваших взаимоотношениях.

— Ну… в Кристинкином возрасте я была точно такой же дурочкой, только куда менее инициативной. Бекетов был тогда самым молодым профессором нашего факультета. Я влюбилась, но совершенно не рассчитывала на взаимность. Этакое романтическое чувство. После окончания университета я должна была остаться в аспирантуре, но попала на тот период, когда вся аспирантура была целевой. В Ленинграде найти цель без связей было практически невозможно, а уезжать в другой город мне не хотелось. Я пошла работать в школу, и через месяц поняла, что не видеть Владимира Дмитриевича свыше моих сил. В моем случае обвинить его не в чем. Я сама подкараулила его, устроив якобы случайную встречу. Кстати, к остальным его женщинам это тоже относится. Первый шаг всегда делали они.

Марина помолчала, затем добавила:

— Мы прожили вместе всего три месяца. Разумеется, эта затея заранее была обречена на неудачу. Впрочем, даже если б я это знала, меня бы это не остановило. Владимир Дмитриевич сумел на редкость деликатно устроить наш разрыв. Устроить так, что казалось, будто это по моему желанию, а не по его. В результате мы не поссорились, и впоследствии он пригласил меня работать в университет и руководил моей защитой. Отношения наши все эти тринадцать лет оставались чисто дружескими. Тем не менее, его смерть меня потрясла.

Вика помотала головой. Надо же, ровненько, вежливенько: «Его смерть меня потрясла». Другая бы разрыдалась, что ли, или посуду перебила!

— Ночь не спала, думала о случившемся, — все так же ровно продолжила подруга. — Сегодня утром глянула в зеркало — в подобном виде стыдно студентам показаться. Вика, я как наштукатурилась, прилично?

— Очень даже. Никто ни о чем не догадается. А я голову ломала — с чего это ты? Слушай, а может, тебе выпить водки? Пиво тут не поможет.

— Спасибо, Вичка, но водка тоже не поможет. Игорь Витальевич, я ведь забыла главный аргумент! Владимир Дмитриевич никогда не наложил бы на себя руки, не доведя до конца текущее исследование, тем более нынешнее! Он особенно им дорожил. Вот, кстати, опровержение чуши о деградации интеллекта. То, чем он занимается сейчас — это высший пилотаж. Я была уверена, что еще немного, и… Конечно, с его независимым характером сделать карьеру фактически невозможно, но я была почти уверена, что за эту работу ему дадут академика. Несмотря ни на что — вынуждены будут дать, иначе на Западе нас просто засмеют.

— То есть как физик он действительно талантлив? — почтительно спросил Талызин.

— О господи! — горячо воскликнула Марина. — Как физик? Он — самый умный человек, которого я когда-либо встречала. Это относится не только к физике, а ко всему. Он… мне трудно найти сравнение… мы все — кто умнее, кто глупее, а он умнее неизмеримо. Он настолько умнее всех остальных, насколько мы умнее патологического кретина, понимаете?

— Погоди! — искренне удивилась Вика. — Ты что, хочешь сказать, он даже умнее Игоря?

Игорь Витальевич, не выдержав, поперхнулся пивом, а смущенная Марина сообщила:

— Ну, о присутствующих обычно не говорят…

— Да успокойтесь, Мариночка, я не собираюсь обижаться. Но все-таки… ум — понятие довольно растяжимое. Я так понимаю, вы имеете в виду способность к абстрактному мышлению?

— Не только. Я скорее имею в виду… Вот я, например. О своем уме я достаточно высокого мнения. В конце концов, с красным дипломом закончила физфак, легко защитила диссертацию, успешно преподаю, неплохо лажу с людьми. Но, стоит мне начать обсуждать какую-то проблему с Владимиром Дмитриевичем, и я четко осознаю собственную ограниченность. Понимаете, я вижу мир локально, а он глобально. Он видит предметы не по отдельности, а в их постоянно изменяющейся взаимосвязи. Мой жизненный опыт… ну, словно распадается на камешки мозаики… здесь наука, там работа, здесь один знакомый, там другой. А у него в любой момент перед глазами полная, цельная картина. Поэтому, если он даст себе труд всерьез поразмышлять о любом конкретном предмете, он видит в нем то, чего вовек не заметим мы. Причем, стоит ему это заметить, как ты начинаешь удивляться собственной слепоте, поскольку это наблюдение кажется совершенно очевидным. Хотя иногда бывает — при нем все легко и понятно, а стоит ему уйти, и ты уже не в силах заново воспроизвести его якобы простое рассуждение. Это относится к физике, и к преподаванию, и к быту, и к общению.