— Я хотел бы задать вам несколько вопросов, Анна Николаевна.
— Задавайте. Юра, иди к себе.
Тот безропотно подчинился.
— Анна Николаевна, давайте начнем все с начала. Будем считать, что на некоторые вопросы вы мне пока не отвечали. Скажите, когда вы пришли в среду домой, дверь была заперта?
— Нет, она была прикрыта, но отперта.
— Вас это удивило?
— Да, но не особенно. Володя вполне мог забыть ее закрыть.
— А то, что он покончил с собой, удивило?
— Да. Но мне было не до того, чтобы раздумывать.
Она вдруг прямо взглянула собеседнику в лицо и попросила:
— Это не для протокола. Хорошо?
— Хорошо.
— Если предположить, — не без удовольствия произнесла Анна Николаевна, — что Володю отравили, чтобы отомстить за меня, неужели вы думаете, я стала бы докладывать об этом вам? Теперь я знаю, что это не так. Поверьте, я сама тоже его не убивала. Я бы еще поборолась, можете не сомневаться. Я не из тех, кто заранее опускает руки. Кто его убил, не знаю, но почти наверняка это был мужчина.
— А женщина, из ревности?
— Ни у одной из любящих его женщин он не развеивал до конца надежду. Лучше прижмите парней. Тот же Гуревич… совершенно неуправляемый тип. Некипелов… тот прагматик, а Володя одним своим существованием закрывал ему дорогу.
— А Петренко?
— Андрюша? Да вряд ли. Он слишком мягкий. Правда, Володя со мной был не согласен, но женщины разбираются в людях тоньше.
— А что думал о нем Владимир Дмитриевич?
— Что Андрей совсем не такой, каким выглядит. Впрочем, ему это нравилось.
— Скажите, а в последние дни своей жизни ваш муж садился за компьютер?
— Конечно. А, да, мне Коля что-то говорил. Куда-то делись файлы, да? Я, по крайней мере, их не трогала. У меня других забот хватало.
Девочка в кроватке проснулась и захныкала. Анна Николаевна нежно взяла ее на руки. Следователь понял, что пора уходить. Дома его ждал горячий ужин — и не менее горячее нетерпение дам.
Впрочем, он начал атаку первым.
— Марина, а почему вы уверены, что Некипелов сказал вам правду?
— Я не уверена, я почти уверена. Потому, что… что разговор происходил в обстановке полной откровенности. Сережа мог бы вообще ни в чем не признаваться, но он разоткровенничался и признался. Если бы он убил, он бы этого не сделал. Придумал бы что-нибудь. Мол, ездил в консульство за визой или что-нибудь еще. Ну, не знаю.
— Все-таки странно, что он не признался раньше. Как-никак, погиб любимый учитель.
— Да, — кивнула Марина, — но на другой чаше весов — ты сам, куда более любимый. Сережа скоро едет в Штаты. Турне с лекциями по университетским городам. Он очень добивался этой поездки. Нет, в каких-то университетах он бывал и раньше, работал по контракту, но это совсем другое. Это уже придает тебе статус маститого ученого и неимоверно расширяет связи. А Сережа безупречно говорит по-английски и умеет ладить с нужными людьми, так он за эту поездку сделает себе имя на всю оставшуюся жизнь. Не сомневаюсь, когда он пытался убедить вас, что Володя совершил самоубийство, он еще больше пытался убедить в этом себя. Чтобы совесть успокоить. Совесть у него, я полагаю, все-таки есть.
— А что сказала Анна Николаевна? — жадно поинтересовалась Вика.
— Что нашла дверь открытой.
— А Кристинкина подружка? А Лидия Петровна?
Талызин полагал, что начинать скрытничать, пожалуй, поздновато, к тому же ему требовалась консультация Марины. Поэтому он честно сообщил:
— Девочка подтвердила догадку, что Кристина была в среду в Бекетовском дворе и кого-то видела. Скорее всего, мужчину, хотя не наверняка. А Лидия Петровна поведала, что тоже была в среду у Бекетова, но якобы ушла еще до одиннадцати. И он признался ей, что на днях сделал выдающееся открытие. Не рядовое, а выдающееся. Что-то о статистических законах турбулентных течений.
Марина вздрогнула, глаза ее загорелись.
— Это серьезно? А подробнее она не сказала?
— Если не выдумала, то серьезно. А что, название похоже на правду?
— Ну, — засмеялась Марина, — эта тема будет будоражить физиков до скончания веков. И, кстати, не только физиков. Течение воды в бурной реке, воздуха при неблагоприятных погодных условиях или нефти в трубопроводе — они как раз турбулентны. Другой вопрос, что эта тема очень обширна, ее можно исследовать с разных сторон. Чем и занимается наша кафедра и уйма других людей во всем мире. Конечно, название Лидия Петровна не выдумала, тут можете не сомневаться. Игорь Витальевич, давайте я сейчас позвоню Панину. Если это правда, то все должно быть у Володи в компьютере, а этим занялся Панин, да? Удивительно, что он никому ничего не сказал, ведь это была бы бомба! Если уж Володя говорит, что открытие выдающееся, значит, оно гениальное!
— Панин утверждает, Мариночка, что в Бекетовском компьютере полностью отсутствуют файлы за последние дни его жизни. Кроме пресловутой предсмертной записки.
— Как отсутствуют? Не может быть.
— Тем не менее он так говорит.
— Может, их Аня почему-то уничтожила?
— Уверяет, что нет.
Марина помрачнела, затем медленно произнесла:
— Когда вы меня спрашивали, имеет ли наша работа практическую ценность, я отвечала, что вряд ли. Это действительно так. То есть имеет, но весьма опосредованную. Предположим, в авиаконструкторском бюро есть люди, которые следят за публикациями, и если наткнутся на какую-то полезную формулу, могут попытаться ее применить. И вот уже их работа, она будет иметь практическую ценность. Но это не относится к глобальным открытиям. Вернее, относится, но… Понимаете, то, чем мы занимаемся — это не разработка технологий, которые можно запатентовать, это попытка объяснить реальные свойства материи. Если Бор выдвинул свою квантовую теорию строения атома и все убедились, что она справедлива, он же не будет брать деньги с каждого, кто станет работать в русле его теории, правда? Но зато любой научный центр заплатит автору подобной теории любые деньги, чтобы тот в дальнейшем в своих статьях делал сноски: «Эта работа создана при содействии такого-то университета». Или при содействии компании Майкрософот, или нефтедобывающего концерна. Я говорю к примеру.